Творчество народного художника России Михаила Георгиевич Абакумова хорошо известно. Выставки его работ неизменно привлекают внимание. Не обделен художник и публикациями. Однако зачастую приходится встречаться с неполной трактовкой этого, без сомнения, высокого по качеству искусства.

О чем холсты Абакумова? Сюжетика может показаться недоброжелательному наблюдателю весьма узкой. Впрочем, такой упрек в адрес художников традиционного направления универсален. Даже от тех, кто номинально исповедует триаду «традиция, духовность, реализм», случается услышать недовольство: «Опять ваши березки с водичкой!» То, что пейзаж занимает исключительное место в русском искусстве, - факт, известный и понятный всем, кто профессионально занимается искусством. В данном случае я говорю и о профессиональном взгляде критика-искусствоведа или хорошо подготовленного зрителя. То, что повторяемость мотивов, даже переходящая в привычный для глаза извод или закрепленный в художественной культуре некими нормами канон, благо для искусства, ясно хотя бы из сопоставления с историческими аналогами, прежде всего с тем, что и как делали церковные художники.

Вроде бы здесь нет повода для разговора. В наших эстетических представлениях много от религиозных верований. И не только в плане воспитания вкуса на совершенстве храмовой архитектуры, на великолепии интерьеров, на гармонии икон, но и в самом внелогическом принятии системы ценностей. Наивное «нравится – не нравится» не лишено смысла. Мы правы, доверяя своему вкусу. Но в случае с искусством Абакумова остаются сожаление и опасение, что «сказанное» этим замечательным живописцем не «прозвучит» должным образом.

Итак, вернемся к вопросу о смысле создаваемых им образов. Случается встретить определение призвания Абакумова как певца Коломны. Действительно, этому городу посвящены многие холсты художника. Одно из красивейших мест срединной России, средоточие памятников нескольких эпох, сцена, на которой разыгрывались важнейшие исторические события, культурный центр – Коломна еще и родина. В этом знакомом с детства городе Михаилу Георгиевичу не надо искать мотивы. Напротив, он поражает всех познакомившихся с Коломной и ее достопримечательностями тем, какие острые неожиданные «кадры» выделяет в городской среде. И это не родченковская (да простят мне подобный пассаж поклонники этого крупного художника) острота непривычного и диссонирующего, острота утраты родовых черт и обретения чужеродных качеств. Живопись Абакумова совсем иного рода. Естественность и органика красоты – ее отличительная черта. Цельность композиции – как следствие сущности близости всех компонентов пейзажа: земли, неба, воды, растений, зданий. И человека – как части этого мира, происхождением, атомами своего тела сродненного со своим окружением, природным и рукотворным. И он более другого сроднен – тут уж само слово подсказывает - с родными местами. Живопись Абакумова эту близость отражает и потому так ценима коломенцами, собирает их на экспозиции мастера в родном городе, украшает местный музей.

Но при этом его искусство увлекает и людей, никогда не бывавших в Коломне. Отзывы посетителей выставок в массе своей отличается восторженностью, которую не объяснить просто качеством работ. Очевидно, общение с такой живописью дает нечто существенное, чего мы все от искусства ждем. По крайней мере, от искусства в изначальном, собственном смысле этого слова. Нас охватывает радость узнавания, которая делает «своим» любое произведение. Создавая образы Коломны, то уютные, какими могут быть лишь давно обжитые квартиры с намоленными храмами, то величаво торжественные, утвержденные в плоскости холста вертикалями башен и колоколен, то эпические, развернутые, панорамные, с просторами окрестных полей, разливом рек, огромным сводом небес, - Абакумов ведет разговор о гораздо большем. И типичностью образов здесь дело не исчерпывается. Да, конечно, это Россия-Русь с куполами храмов, цветущей сиренью в палисадниках и ранотравьем лугов. Но не менее важна достоверность, впряденная в живописную ткань каждой работы, точнее, качеством живописи и определяемая. Не просто «похоже», но - «есть»!

Конечно, за этим колоссальный объем натурной работы, невероятный для многих коллег Михаила Георгиевича. Соотношение «скорость-качество» в его практике поражает. Мне повезло увидеть однажды, как на вокзале в Вышнем Волочке Абакумов минут за двадцать в ожидании поезда сделал великолепный этюд с пламенеющим вечерним небом. Причем тот холстик перерастал рамки «нашлепка», в котором зафиксированы два-три отношения. Этюд – тема особая. Грань между почти школьным изучением натуры и творческим осмыслением впечатлений, воспоминаний, ассоциаций, получаемых от нее опытным художником, трудно определима. Да и чисто терминологически мы усложняем дело, давая одно название столь разным, по сути, вещам. Может быть, правы те культуры, в которых для работ аналитического порядка закрепилось название «штудия» или «акт». С другой стороны, мы как бы оставляем себе свободу в момент  живописания не думать об утилитарном назначении создаваемой работы.
Свобода – вообще характерная особенность творчества Абакумова. Использую еще раз выражение – свобода в изначальном, собственном смысле слова. Сама по себе в связи с неким явлением повода вспомнить об исходном значении слов – свидетельство его, этого явления содержательности. И этюды Абакумова содержательны и в формальном, и в образном отношении. Собранные в экспозиции, они в своем разнообразии цветотональных решений уподобляются самоцветной россыпи. А при ближайшем взгляде продолжаешь упиваться вариациями отношений в работах и цельностью каждой их них. Культура видения и культура воплощения у этого художника сбалансированы и своей слаженностью позволяют ему достичь свободного художественного изложения, высокой маэстрии, соединяющей раскованность и точность.

Прекрасное образование, давшее Михаилу Абакумову профессиональную свободу, он завершил в середине 1980-х в творческих мастерских АХ СССР под руководством академиков А.П. и С.П. Ткачевых и А.М. Грицая. А начинался профессиональный рост в училище им. Калинина и был продолжен на художественном факультете ВГИКа. Два образования, два отличных друг от друга подхода определили два аспекта творчества художника. Если ВГИК приучил видеть каждый визуальный объект в сопоставлении и столкновении его качеств с окружением, то занятия в училище привили вкус к декоративности, которая была осмыслена в традициях народного искусства проявился в нарядности даже тех веще Абакумова, в которых изображены пасмурные состояния. От тех же корней и пристрастие к повествовательности. Картины художника в равной степени и «работают» как звучный цветовой аккорд, выдерживая любые габариты интерьера, и интересны для разглядывания. Будучи бессобытийными, они обретают смысловую наполненность, сюжет, превращаясь в связное живописное повествование. Такая двойственность композиционной природы рождает особую пластическую интерпретацию – каждый план строится как уплощенная кулиса (предвосхищая недоразумения, особо подчеркиваю, что ничего негативного в таком сопоставлении с театральными принципами организации пространства нет, напротив, в этом один из вариантов классического композирования картины, когда каждый план имеет самостоятельную интерпретацию в пластике, колорите и, главное, в смысловом наполнении, а картина в целом уподобляется сценической площадке). А когда превалирует задача, организовать восприятие зрителя по принципу «сквозь план», план (порой несколько планов) уподобляется кружевному орнаменту, своим сложным плетением отражающему сложность мироустройства.

Свобода композиционного мышления позволяет Абакумову идти на весьма смелые решения. Например, из чисто живописных соображений организовать структуру вокруг активного доминирующего цветового пятна, контрастного ко всему окружению, как в светлых весенних пейзажах со стоялой потемневшей за зиму водой в лужах. Часто использует художник резкие вытянутые форматы, много пишет панорамных пейзажей и даже делает активные вертикальные форматы, что в пейзажах других авторов встречается гораздо реже. Смело идет он на то, чтобы зафиксировать в картине движение ветра, несущего сорванные листья, плывущих по небу облаков, струящейся воды. Я уже говорил о разнообразии фиксируемых состояний, но и здесь есть свои предпочтения: любит Абакумов весну с ее ледоходами, изменчивостью, ощущением пробуждающейся жизни и возможностью для художника придать особую звонкость холсту. Причем «звон» порождается в весенних пейзажах преимущественно светом, а не цветом, что может показаться странным для признанного мастера-цветовика. Свет как высшая энергия, как наполняющая весь мир потенция, как сила будущей жизни связан с другой стихией, активной в творчестве Михаила Георгиевича. Его можно назвать живописцем воды. Это подвижная животворящая субстанция встречается в его работах чаще, чем у многих других художников. Полноводные реки, лужи на дороге, струи дождя, стремящиеся к земле, купы облаков, уносящих эту влагу от земли, текучая масс тумана… Сама живописная кладка на холстах Абакумова носит характер столь пластичный, подвижный, что ассоциируется с водой, способной принять любую форму и продемонстрировать грозную силу.

Мазок при этом необязательно слит с соседним, структура живописной кладки оказывается сложнее, включая в себя порой непрокрашенную основу. Не всегда стремится Абакумов к тому, чтобы сплавить мазки, чтобы дать промежуточный цвет. В том нет необходимости, так как цвет и тон взяты «слишком верно», и известные вольности пластической трактовки формы не снижают ее убедительности. По этой же причине Михаил Георгиевич уверенно включает в структуру колорита почти ахроматичные замесы, обретающие в общем строе полотна удивительную звучность. Такие качества живописи по-своему проявляются в графических техниках, хотя в случае Абакумова условное деление «графика - живопись» имеет еще меньше оснований, чем в других обстоятельствах.

Акварель соединяет качества «быстрописи» и послойного письма с набиранием и уточнением отношений. То же можно сказать об акриле, гуаши, темпере, да и о масляной живописи – их объединяет уверенное и свободное использование весьма разнородных художественных средств. Постоянный поиск новых возможностей подталкивает к регулярному натурному рисованию – занятию, всеми признаваемому абсолютно необходимым, но практикующемуся весьма редко. Абакумов же обращается к графической технике не эпизодически и не ради вспомогательных упражнений для «настоящего» искусства. Для него всегда важен поиск специфичной выразительности, соединяющей язык пятна и линии, использующей звучность белой бумаги.

Живопись Абакумова – это всегда рассказ многомерный, сложный как в пластике, так  и в содержании образа. Цепочки ассоциаций, вложенных смыслов превращают каждое произведение в повод для серьезной духовной, интеллектуальной работы зрителя. И в этом ряду в связи с его творчеством, наверное, есть все основания заявить о таком феномене русской живописи, как духовный пейзаж. Он появился в пору «оттепели», когда под позвякивание либеральных лозунгов началось активное наступление на православную церковь. Художники, по-своему противостоя этому, отправлялись по старым русским городам. Союз художников РСФСР, комиссия по охране памятников культуры регулярно проводили выставки «Памятники Отечества», служившие делу утверждения традиционных ценностных систем. Искусство противостояло нестроению «мира сего». А в конце 1980-х, когда вполне сложившийся художник Абакумов стал свидетелем крушения общественных основ жизни, он, как это нередко бывало в истории искусства, своим творчеством противостоял тоталитарному нигилизму и нравственному релятивизму нового «смутного времени». С этим пор изображение храма, его интерьеров, наполненных внутренним теплом и свечением, стало не столько фиксацией уходящих или же, напротив, возрождаемых красот, достопримечательностей, памятников, но и универсальным ответом в многочисленных спорах о потребных для человека формах жизнеустройства. В этом и есть содержание работ художника Абакумова: представить авторское видение пути к тому миропорядку, какой потребен нам по нашей человеческой природе. И путь этот может быть только трагическим и одновременно радостным.

Виктор Калашников, кандидат искусствоведения, «Художественный совет», №2 2006