Инвестбанкиры штурмуют альбомы по искусству, аукционисты вдохновенно стучат молотками. Но мода на арт-инвестиции начинает беспокоить и тех и других.

Состоятельные граждане уже давно не стесняются своего интереса к произведениям искусства как к объектам выгодных инвестиций. Между тем аналитики все чаще говорят о высоких рисках, связанных с такими вложениями. «Вечные ценности» далеко не всегда оправдывают свое название: на каждый предмет искусства, принесший своему обладателю солидный доход, приходится несколько оглушительных провалов. Не так давно аналитики инвестбанка Merril Lynch подсчитали, что риск потерять деньги для арт-инвесторов за пятилетний срок равняется 17%, в то время как для обладателей ценных бумаг — лишь 3%. Однако это не останавливает зажиточных граждан: объем торгов в ведущих аукционных домах постоянно растет. Тон в последние годы здесь задают россияне. В 2005 году оборот только русских аукционов в Лондоне составил 38 млн. фунтов стерлингов, после чего западные газеты окрестили британскую столицу Лондон-градом. «Помню, как я шел по хранилищу одного из аукционных домов, где сплошь и рядом стояли огромные коробки, подписанные по-русски, — не может скрыть восхищения один из экспертов. — А на одной из них зеленым фломастером было по-простецки написано: «Зеленая китайская ваза». А ведь это все вещи, которые стоят сотни тысяч долларов.

«Арт-рынок, как и все рынки, цикличен. И цены на предметы искусства испытывают периодические колебания, — объясняет международный консультант по инвестициям в искусство при галерее Maricevic Fine Art в Москве Ана Маричевич. — Значит, инвесторам стоит приобретать то, что недооценено и имеет потенциал роста, а не следовать веяниям моды». В противном случае можно пострадать от перегрева рынка. хватает: самый большой и известный мыльный пузырь в мире искусства был раздут в 80-е. Тогда заоблачные цены спровоцировал интерес к арт-рынку японских коллекционеров с туго набитыми кошельками. Когда в ноябре 1990 года пузырь лопнул, с переоцененными произведениями на руках остались сотни, если не тысячи людей.

«Цены на импрессионистов сегодня достигли только половины уровня 80-х, а произведения модернистского искусства сейчас в среднем на четверть дешевле, чем тогда, — говорит Ана Маричевич. — Вообще приобретения, сделанные с 1987 по 1991 год, в особенности в области импрессионизма, можно считать худшими инвестициями в истории арт-рынка». В качестве примера достаточно вспомнить покупку японским магнатом Роеи Саито в мае 1990 года двух картин, до сих пор находящихся в top 10 самых дорогих полотен планеты. Первым был «Портрет доктора Гаше» Винсента Ван Гога, купленный на торгах за 5 млн. и, по слухам, проданный несколько лет спустя всего за треть цены. Второй — «Бал в «Мулен де ля Галетт» Огюста Ренуара. Это полотно предприимчивый японец приобрел за $78,1 млн. Продано оно было уже после его смерти в 1996 году американскому бизнесмену и коллекционеру Рональду Лаудеру за «жалкие» $50 млн. Однако убытки потерпели не только те, кто гонялся за шедеврами. Например, картина Ренуара «Габриель за туалетом», за которую в 1989 году заплатили $8,8 млн., в 1998 году стоила на торгах лишь $3,4 млн.

Однако «попасть на деньги» можно и иначе. Например, приобрести полотно известного живописца, которое впоследствии окажется талантливой мазней китайского или европейского умельца. От мошенничества не застрахован никто. Даже в личном собрании гаранта российской Конституции оказалась одна из подделок, которые распространяли взятые в прошлом году под стражу владельцы галереи «Русская коллекция» Татьяна и Игорь Преображенские.

Не гарантирует защиты от подделок и покупка предметов искусства на торгах известных аукционных домов. Особенно если речь идет о русском искусстве. По словам специалистов, около четверти таких лотов — «настоящее фуфло». В этом нет ничего удивительного. «В «русском отделе» Sotheby's работают три человека, которым за несколько месяцев необходимо подготовить аукцион из 700 лотов. Они физически не имеют возможности уделить каждому лоту необходимое внимание», — объясняет Ана Маричевич. Поэтому многие наши соотечественники уже обжигались на Западе: скажем, из 210 предметов коллекции Фаберже, которую владелец «Реновы» Виктор Вексельберг купил в 2004 году, девять оказались поддельными.

Весной того же, 2004 года произошел еще один громкий скандал: Sotheby's едва успел снять с торгов подделку полотна Ивана Шишкина «Пейзаж с ручьем». Оказалось, что полотно является подретушированной работой голландского живописца Маринуса Адриана Куккука. Когда случается подобное, цены на работы автора или даже целого направления могут просто рухнуть. По словам гендиректора компании «Арт Консалтинг» Дениса Лукашина, именно это и произошло с русской живописью XIX века два года назад. На Западе цены в указанном сегменте снизились в среднем на 30-40%. В начале 90-х годов похожую дискредитацию пережил русский авангард начала ХХ века. Тогда выяснилось, что аукционные дома заполонили подделки работ Василия Кандинского, Ольги Розановой, Михаила Ларионова. Отголоски скандала чувствуются до сих пор. В прошлом году на Bonham's продавалась одна из супрематических композиций Казимира Малевича. Цена на нее доросла до 150 тыс. фунтов, но картину так и не купили. «Если бы она была подлинной, то стоила бы не меньше $500 тыс., — уверен председатель Национальной организации экспертов в области искусства Евгений Зяблов. — А так в подлинности не были уверены ни продавец, ни покупатель. Поэтому сделка не состоялась».

Еще один скандал разразился не так давно. Нью-йоркский коллекционер Иосеф Голдман в 2000 году прибрел на аукционе Christie's пять древнееврейских свитков (в том числе и Тopy XIII века), а в августе 2006 года получил повестку в суд. Выяснилось, что эти свитки были украдены из Национальной библиотеки Франции. Теперь коллекционер намерен взыскать с аукциона компенсацию ущерба в размере $360. По словам экспертов, такие случаи, когда предметы искусства и антиквариата крадут из музеев, а затем предлагают на рынке, нередки. Достаточно вспомнить недавний скандал в петербургском Эрмитаже.

Но самые головокружительные падения испытывают цены на предметы искусства, отличающиеся приливами внезапной популярности. Отливы этой самой популярности нередко бывают для граждан очень жестокими. Самые яркие примеры относятся к современному искусству и «экзотике». Так, в середине прошлого года обрушился рынок «парижской школы». Произведения таких авторов, как Пьер Сулаж, Ханс Хартунг и Бернард Бюфе, в конце 50-х внезапно стали стоить сущие «копейки» — примерно одну десятую от той цены, по которой их выставляли в модных парижских галереях несколькими годами ранее. И нельзя сказать, что потом владельцы этих полотен вернули свои вложения с лихвой. Например, стоимость работ Бернарда Бюфе, по данным Art Market Index, за последние 15 лет упала еще на 80%.

Еще более показательный пример — неожиданная популярность так называемого граффити-арт. В 80-е годы цены на произведения самых известных представителей этого движения достигали десятков тысяч долларов. Теперь владельцы этих «шедевров» кусают локти. «Сегодня работы граффити-мастеров редко достигают уровня $1-3 тыс., — говорит Ана Маричевич. — За эти же деньги в 80-х в Нью-Йорке можно было приобрести их современников — Кита Харинга, рекордная цена на произведения которого уже приблизилась к $500 тыс., или Жана-Мишеля Баске, стоимость картин которого превышает $5 млн.».

К явлениям моды в «экзотике» можно отнести и интерес к китайским скульптурам ручной работы из полудрагоценных камней, изображающим буддийские божества. Такие веши в те же 80-е стоили в пределах $60-100 тыс. Очевидцы вспоминают, что этими поделками были заставлены чуть ли не все ювелирные магазины на известной лондонской Бонд-стрит.

Особым успехом они пользовались у арабских миллионеров. Но мода на подобные арт-объекты прошла, и теперь их можно приобрести за какие-то $ 10 тыс.

Может быть переоценено и современное искусство. Взять, скажем, работы, авторы которых рассчитывают произвести эффект шока. «Таких произведений» можно создать очень много, и всем понятно, что лет через пятьдесят их стоимость будет едва отличаться от нуля», — утверждает владелец одной из столичных галерей. Хотя цены на отдельные предметы могут достигать заоблачных высот. Например, 3 ноября была продана за $140 млн. картина родоначальника абстрактного экспрессионизма Джексона Поллока «№5, 1948». Однако инвестиционные горизонты таких покупок неясны, поскольку вторичный рынок современного искусства отсутствует.

Злую шутку с инвестором может сыграть и внезапно появившееся на рынке большое количество произведений кого-либо из мастеров. «Подумайте, что было бы с рынком искусства, если бы, например, Италия решила не ограничивать вывоз культурных ценностей»,- говорит Ана Маричевич. Подобная история приключилась с полотнами русского художника Николая Тархова. Около 200 картин после его смерти приобрел частный музей Petit Palais в Женеве, а приблизительно через год внезапно начал их продавать, естественно, существенно сбив этим цены. Если раньше полотно Тархова стоило около $100 тыс., то теперь едва дотягивает до $50 тыс.

Аналогичный случай произошел с работами знаменитого советского фотографа Эммануила Евзерихина. Кстати, понятие «тиража» в фотоискусстве еще более актуально. Галеристы вспоминают, как пару лет назад инвесторы, купившие для своих коллекций снимки Евзерихина, были просто обескуражены тем, что его наследники вдруг стали распродавать работы талантливого предка направо и налево.

Не стоит забывать и о том, что государство иногда пересматривает свое отношение к частной собственности. Так, в 1918 году коллекция русского купца Сергея Щукина была национализирована особым декретом за подписью Ленина, и его потомки еще недавно были намерены судиться с Эрмитажем. И недаром: в коллекции находились полотна Моне, Пикассо, Ренуара.

По словам Аны Маричевич, инвестор должен всегда помнить о том, что вложения в искусство — долгосрочные. Главную роль тут играют два фактора: высокие комиссии аукционных домов сверх «цены молотка» (от 12% до 30%) и «любовь» рынка к вещам, которые давно на нем не появлялись. Кроме того, необходимо покупать только качественные работы. «Всегда лучше приобрести топовую вещь художника второго ряда, чем проходную даже великого мастера», — говорит Ана Маричевич. Объяснение этому простое: слабая работа просто не отражает тех качеств художника, за которые его ценят.

Ситуацию усугубляет и то, что нередко участники торгов откровенно переплачивают за лоты, и это делает последующую продажу предмета по выгодной цене не возможной. Но на такие выходки способны, как правило, лишь коллекционеры. За состоятельных инвесторов торгуются опытные арт-дилеры. Благо, теперь зажиточным гражданам можно не слишком утруждать себя даже поиском таких людей — к их слугам альтернативные инвестиции в «пакете». В России подобные услуги предлагают около десятка кредитных организаций в рамках программ private-banking. Хотя в приватных разговорах банкиры сетуют на огромную загруженность квалифицированных экспертов, выбора у них не остается. Душа толстосумов просит искусства, поэтому удовлетворять их потребности приходится чуть ли не на свой страх и риск. Главное тут — за пастись терпением, ведь даже лопнувший пузырь оставляет у инвестора вполне осязаемые предметы искусства, все-таки имеющие шансы на возврат вложений. Кроме того, кризис дает массу возможностей тем, кто в нем не участвовал, сделать удачные вложения на фоне низких цен. А какой инвестор от этого откажется?