За два с половиной года до начала Великой Отечественной войны, в 1939 году родился крупный русский живописец Никита Петрович Федосов . Война застала его с матерью в Одессе, откуда с чрезвычайными трудностями они добирались в течение недели до Москвы. Однако и в Москве долго пробыть не пришлось – эвакуировались в Пермь. Здесь ребенок с громадными, печальными глазами на прозрачном от голода лице именовался «нестеровским» мальчиком. В Москву вернулись спустя восемь месяцев.

Уже в раннем детстве он изумлял своей любовью и талантом к рисунку: в детском саду Никите выделили персональный альбом. Врожденное чувство прекрасного проснулось рано: «Жили мы тогда на Пироговке, и нашим привычным маршрутом был путь к Новодевичьему монастырю с его сказочной архитектурой, прудиком с лебедями, а там – к Москве–реке, с видом на Воробьевы горы. Стадиона тогда еще не было, это были именно Лужники с заросшей деревьями поймой, одно из красивейших мест Москвы. Помню, как однажды малыш, переполнившись восторгом перед панорамой, открывшейся в ореоле золотистых лучей заходящего солнца, останавливается и, взмахнув рукой кругом, с воодушевлением восклицает: «Мама! Я сейчас все это нарисую!» (В. Брюсова).

В десять лет мальчик поступил в Московскую среднюю художественную школу при Московском государственном художественном институте имени В.И. Сурикова. Преподаватель живописи, Марина Андреевна Иванова, обращала особое внимание на работы Федосова. Во время учебы дети побывали во многих древних русских городах, но наиболее глубокое впечатление оставил Русский Север.

Сказочные Кижи… Бескрайняя водная гладь, многоцветные сполохи закатов, тишина и надмирный покой. Впервые Никита увидел остров, когда ему было одиннадцать лет. Больше он с Кижами не расставался, часто приезжал сюда, жил, много писал.

Много работал впоследствии Никита и на Академической даче имени И.Е. Репина с живописной рекой Мстой, плавно перетекающей в овальное озеро Мстино. Красота этих мест глубоко поразила его: «Во всем ощущается единая, гармоническая связь всего – и домов, и сараев, и луга, и леса, звезд над головой».

В 1956 году юноша поступил в МГХИ имени В.И. Сурикова, где учился в мастерской Дмитрия Константиновича Мочальского. Молодой художник продолжал ездить на север, пленивший его сердце, делал много натурных этюдов, рисовал памятники северного деревянного зодчества.

На фоне светозарного северного неба серебрится силуэт часовенки, сиротливо стоящей вдалеке, за седыми валунами, покоящимися в пожелтевшей траве, – «поднебесный радостный, краткий покой»:

Ярко осеняет спящие бревенчатые избы, отражаясь в окнах «первых зарниц сверканьем», горящее северное небо:

Писать ночь очень трудно, но Никите Федосову, чья душа растворялась в природе, это удавалось проникновенно. Пронзительно его полотно «Собаки лают» (1970–е годы): перед нами раскрывается не просто картина великого покоя русской ночной деревни, но душа соприкасается с вечностью, молитвенно раскрывается сердце Богу.

Звезда полей во мгле заледенелой,
Остановившись, смотрит в полынью.
Уж на часах двенадцать прозвенело,
И сон окутал родину мою <…>

Но только здесь, во мгле заледенелой,
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей <…> (Н. Рубцов)

Наконец, пришла пора готовиться к дипломной работе, с появлением которой в русскую живопись сразу вошел большой мастер. На берегу ярко синеющей реки стоят свежепостроенные, крепкие срубы поселка артели лесосплавщиков. Временное жилище построено так, словно рабочие собрались в нем жить долгое время. «Кончите работу, бросите, – все пропадет. В лесу кто жить будет, с медведями. А работа чистая, – мастера!» – пожалел труд сплавщиков Никита. «Можа, кто попользуется апосля нас», – ответили мужики.

Артельщики отдыхают на залитых солнцем бревнах, под ногами у них – золотая, свежая, благоухающая стружка, горячие, крутые завитки которой просятся в руки. Загорелые, улыбающиеся русские лица, свежий ветерок с Двины, тонкая молодая березка, – Россия. Необычайно трогателен мотив: артельщики играют с молоденьким жеребенком, который доверчиво тянется теплыми, бархатными губами к протянутому ломтю ржаного хлеба. Русская артель – особенная, соборная связь между людьми, предполагающая братство, взаимную поддержку, взаимную ответственность друг за друга. Здесь невозможен обман и самоутверждение за счет другого. Лаконично и ярко Федосов выявил основу национального характера бытия русского народа.

Очень трудно переживается первый год после окончания института: еще нет широкого признания, нет возможности относительно твердого заработка, художник оказывается в некоем вакууме, растерянности. Пришлось перетерпеть этот тяжкий период и Никите Федосову. Однако, получив путевку в Дом творчества «Горячий ключ», он скоро вошел в рабочий ритм, написал несколько прекрасных этюдов.

В 1963 году молодой мастер поступил в Академию художеств на правах аспиранта и был зачислен в мастерскую Б.В. Иогансона. Он продолжал совершать свои привычные паломничества на Русский Север, на Онего, но уже не так часто, как прежде. В ярко–синем разливе озера тихо плывут небольшие островки земли:

За голубеющими избами – темно-голубая даль лесов на холмах под бескрайним, безбрежным небом с медленно-текущими жемчужными облаками («Заонежские дали», 1965 год). Спустя несколько лет Никита Петрович почувствовал, что стал задыхаться в городе. Ему, выросшему на северных раздольях, было тоскливо и душно. Ясно виделась необходимость обосноваться в удалении от городской суеты, чтобы вновь окунуться в созерцанье своей «тихой» Родины.

В 1970 году Федосовы купили дом в полузаброшенной, уединенной деревушке Тверской области Вели, недалеко от Академической дачи. Место очаровывало живописностью, тишиной, поэтичностью. С раннего утра до позднего вечера Федосов работал, – либо на этюдах, либо в мастерской, под которую приспособил небольшую избу. Меж заснеженных берегов с заиндевевшими деревьями и кустами сонно качаются туманные воды реки («Зимняя Мста», 1970 год).

Сияет светло волнующаяся рожь, изредка вспыхивают на фоне расплавленного золота колосьев яркие огоньки васильков, над полем – сияние неба, словно отразившего в себе отблески сверкающей ржи («Рожь», 1976 год). Над гладким зеркалом Мсты, окаймленным еще зеленеющим кустарником и опаленными осенними ветрами полями, замерло прозрачное кружево березовой ветви, плавно роняющей в тихую влагу золотую листву:

Я люблю, когда шумят березы,
Когда листья падают с берез.
Слушаю – и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез.
<…>
Русь моя, люблю твои березы!
С первых лет я с ними жил и рос.
Потому и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез» (Н. Рубцов)

Художник писал не только пейзажи, но и картины на тему крестьянского бытия. На фоне иссиня–серого, помутившегося неба представлены крестьянские женщины, спешно убирающие остатки сена, клочья которого вырывает ветер. Три удивительных женских образа: сосредоточенная пожилая крестьянка в строго повязанном белом платке, совсем юная девочка–подросток с молящими глазами, устремленными к небу, и начинающая полнеть, разрумянившаяся от работы прекрасная молодица в белоснежной косынке. За ними стоит, упруго выгнув шею, вороная кобылица с белыми «носочками», которой правит удалой красавец в алой рубахе. У колеса – напуганный надвигающейся грозой жеребенок.

Предпочтение, однако, Никита Петрович отдавал пейзажу, который, по его словам, «без живописи и без души не имеет смысла», поскольку «природа и не дает лгать, и учит добросовестности. Величие и халтура не уживаются». Федосов заметил, что «классицизм дал «ландшафт». Романтизм очеловечил природу, навязав ей наши переживания, может быть, вовсе ей чуждые. Реалистический пейзаж, особенно русский, дал «Грачей» и «Сиверко» – нечто совсем небывалое, что и сто лет спустя необъяснимо нами. Может быть, настало время говорить о надежде на «слияние души человека и души природы», или о предчувствии этого».

Беспокойно волнуется зеленовато–синяя речная гладь, стремительно улетает легкая золотистая листва с деревьев, повинуясь прихотливому дыханию ветра, в туманной дымке на дальнем берегу засыпает ельник («Поздняя осень», 1979 год). Под покровом перламутрово–сияющего неба сумасшедший ветер рвет прохладные, ржавые листья с высокого дерева, за которым укрылся крепкий бревенчатый сарай:

Этот изумительный пейзаж соотносится с творчеством светоносного Алексея Кондратьевича Саврасова. Сердце Никиты Петровича, подобно тончайшей струне, чутко отзывалось на драгоценное множество внешне малоприметных изменений в состоянии русской природы. Свет, льющийся с небес, пронизывает, наполняет, заставляет сиять изнутри его произведения.

Россия, Русь – куда я ни взгляну
<…>
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погосты и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шепот ив у омутной воды,
Люблю навек до общего покоя <…>
Росси, Русь! Храни себя, храни! (Н. Рубцов)

Для влюбленного в Русь художника не существовало непостижимых, недоступных состояний, настроений. Заиндевевший, заснеженный лес под ярким январским закатным небом («В январе. Иней», 1980 год) и печальная, влажная летняя изморось («Дождливое лето», 1981 год), занимающаяся заря («Первые лучи солнца. Банька», 1979 год) и последние солнечные лучи, бегущие по осенним полями («В полях вечерних», 1980 год), сверкающие осенние березы («Золотой сентябрь», 1981 год) и целомудренная тишина первого снега («Снег выпал», 1979 год) и рвущиеся над омытой землей под сиянием солнечных лучей тучи («После дождя», 1987 год)…

Исключительное чувство света, блистательное владение цветом, необычайная чуткость в передаче тончайших движений в природе, драгоценная способность увидеть Божественную гармонию в зримом мире, услышать мелодию вечности в земной красоте, виртуозность пластического языка, – резко выделяют Никиту Петровича Федосова из ряда его современников и вводят в круг классиков высокой русской реалистической живописи. Певучесть, музыкальность, поэтичность его живописи завораживают, заставляют вслушиваться, вживаться, всматриваться в полотна, переворачивая сердце любовью к родной земле, к Святой Руси.

С Велями связаны последующие пятнадцать лет сравнительно тихой, обустроенной жизни, спокойного и вместе напряженного творчества. После того, как художник «всё извлек» из деревни Вели, семья перебралась в деревеньку Вешки, в той же Тверской области. В мае 1992 года вместе с сыном Васей Никита Петрович Федосов приехал в Вешки убрать дом после зимы и подготовиться к переезду на летнее время. Мальчик вскоре вернулся в Москву на занятия, а Никита Федосов не вернулся домой никогда… Он ушел из жизни неожиданно, трагически и странно. Так же, как Александр Пушкин и Михаил Лермонтов, Сергей Есенин и Николай Рубцов.

Словно зеркало русской стихии,
Отстояв назначенье свое,
Отразил он всю душу России!
И погиб, отражая ее.

Ясные строки Рубцова просто и кратко выявили печальную судьбу творцов, в сердцах которых пронзительно ярко запечатлелась Русь. Среди них – имя Никиты Петровича Федосова.

Галина Чинякова, писатель

Материал взят с сайта http://pereformat.ru