Народный художник России Валерий Павлович Полотнов - живописец, чьи работы известны не только российским почитателям искусства. Его картины являются достоянием музеев Белгорода, Кирова, Вологды, Могилева, Вышнего Волочка, галереи «Арт Прима», хранятся в государственных и частных собраниях России, а также зарубежных стран - Германии, Франции, США, Испании, Италии, Японии, Англии, Китая… Валерий Павлович является секретарем Союза художников России, членом Правления Московского Товарищества живописцев и творческого объединения «Романтики реализма». Награжден дипломом Российской Академии Художеств (1996), премией Союза художников России им. А.К.Саврасова (1998), серебряной медалью Российской Академии Художеств (2000). Он - участник многих московских, всероссийских и международных художественных выставок. Неоднократно проходили персональные выставки художника, в том числе в Администрации Президента Российской Федерации. По мнению критиков, «Полотнов – один из самых интересных и тонких живописцев в русском искусстве», который «говорит о самом главном для русского человека- о России». Сам же Валерий Павлович признается, что творческие силы ему дает малая родина.

Москва- столица. Это то место, где можно выставиться. Ей я обязан многим. Но творчеством я обязан поездками по России и, в первую очередь, вадской земле. Каждое лето я приезжаю в Стрелку, в родительский дом. И родная земля дает мне духовную пищу.

Но я ведь не из Стрелки родом. Это теперь так многие думают. А мне просто очень неуютно говорить, что я родился там, где теперь нет ни одного дома…

В трех километрах от Стрелки, недалеко от деревни Чувахлей, был совхоз Красный Октябрь, который когда-то образовался на базе имения чувахлейского барина. Там после войны, в 1948 году, познакомились мои родители. А через год появился я. В семье нас у матери с отцом было семеро человек. Я – старший.

Совхоз наш был преуспевающим. В Красном Октябре была своя водокачка, библиотека, магазины, клуб… Конюшня была на 40 или 50 хороших лошадей, кузница. Даже электричество у нас было по вечерам и утрам, хотя в районном центре о нем только еще мечтали. Народу много проживало. В поселке было три двухэтажных двухподъездных дома и еще целая улица частных домов. Даже свои ясли для детей работали!

Я помню колесный трактор, гусеничный «Сталинец». Помню цепной комбайн, который трактором тащили. Несколько дней мне довелось на нем постоять, когда мужики загуляли… Два раза в год- перед посевной и после сенокоса жители устраивали большие праздники. Пекли пироги, накрывали столы в саду, играли на баянах и пели. Это было что-то потрясающее!

Но когда при Хрущеве начали объединять хозяйства – землю, технику и лошадей у наших людей отобрали и передали другим совхозам. Работать стало негде, люди начали разъезжаться. В то время даже не разрешали дома разбирать и переносить. Просто рубили их на дрова или так поджигали. Моя матушка с семьей уехали самыми последними- в Стрелку, где купили дом. Я тоже уже учился в чебоксарском пединституте, на учителя черчения и рисования. Любовь к рисованию перешла ко мне от отца. Он был художником-любителем, писал портреты, пейзажи, репродукции популярных картин.

Я с раннего детства привык бродить в одиночестве по нашим просторам. И зимой, и летом, и осенью ходил на Стрелку, Вазьян, другие сёла. Изучал окрестности, впитывал их красоты и..мечтал стать художником.Но к профессиональной живописи пришел не сразу. Сначала закончил сельхозтехникум, затем пединститут, и только потом поступил в Московский государственный институт имени В.И. Сурикова, который закончил в 1980 году, когда мне было уже за тридцать. Занимался я в мастерской народного художника СССР, профессора Д.К. Мочальского.

Из разных городов страны мне стали поступать приглашения на работу. Предлагали квартиру, мастерскую…Но мы с женой-москвичкой остались в столице. До 1989 года жили в коммуналке. Писал я на лестничной площадке. Когда жена с дочкой на месяц уезжали к теще, перемещался в комнату, когда возвращались- опять на лестницу.

Зимой в Москве, чтобы как-то перекантоваться, я устраивался руководителем детского кружка. А летом приезжал в родную Стрелку. И здесь ребята из администраций приглашали меня расписывать детские садики, делать «наглядку», после которой даже повышения в должностях бывали. Так мне давали прилично заработать, и я опять полгода мог писать в Москве свои работы.

Пробиваться мне пришлось тяжело- из-за независимого характера. Но зато в Союз художников в 1985 году я вступал с приличным багажом. На моем счету было четыре или пять всесоюзных выставок, шесть республиканских, 15 московских.

Постепенно пришло признание, решились бытовые проблемы, появилась своя студия в центре Москвы. Но она у меня не единственная. Вторая- на родине, а в Стрелке, пристроена к родительскому дому.

Я много езжу по России и вижу, что происходит. Деревня умирает, как умирала в 1960-е. Мы все ругаем брежневскую эпоху застоя.. Но ведь тогда развивалось сельское хозяйство. Народ, помыкавшись в городе без квартир, без денег, потянулся на село, потому что здесь строили дома, школы, детские сады, за тяжелый труд платили хорошие деньги. Перестройка загубила сельское хозяйство. Все рухнуло. Людям на селе нечем жить, они опять уезжают в город. Но я могу сказать, что город переламывает всех, никого не щадит. Конечно, люмпены всегда были и будут. Но ведь у многих с землей кровная связь. Я хочу сказать тем, кому сегодня трудно, что надо верить в свои силы, любить землю и не отрываться от нее. Я верю, что по воле правительства на селе появится техника, возродится животноводство и растениеводство.

Когда я пишу храмы, одиноко стоящие среди полей, я хочу, чтобы люди задумались и потянулись к ним. Ведь храмы всегда были центрами - и духовными, и земледельческими. Я пишу эти церкви и хочу, чтобы они стояли не как поминальные свечи, а как надежда на спасение. И чтобы около них возрождалась жизнь».